ПИСЬМО СЕБЕ

Предупреждение выгорания

Кристиан Крог. Норвегия. Конец XIX в.Кристиан Крог. Норвегия. Конец XIX в.

Люди иногда пишут письма самому себе. Чтобы вспомнил человек через 10–20 лет, как жил, чем дышал. Письма в будущее.

А мне хочется написать письмо себе в прошлое. Я его, к сожалению, никогда уже не прочитаю. Но изобилие на мамском форуме таких мам, какой я была 17 лет назад, впечатляет. Все чаще стали появляться темы: «Не справляюсь», «Все надоело», «Помогите выйти из депрессии» или простое и лаконичное «Помогите!!!»

Иногда ситуация выглядит действительно непростой и не может быть решена без участия духовника и больших усилий всех, в ней оказавшихся. Но иногда оказывается, что, помимо сложностей реальных, выдумывается себе дополнительная проблема, как коза в еврейском анекдоте. Такой проблемой может быть кружок. Или школа на другом конце города. Или развоз детей по развивашкам. Форумчане бросаются на помощь уставшей маме, а она рассказывает, от чего именно устала и с чем именно не справляется. И нередко последней соломинкой, сломавшей спину верблюду, оказывается невозможность доставлять старшую дочь в танцевальную студию три раза в неделю или необходимость возить сына в школу на другой конец города. Оказывается, что есть школа и поближе, но не такая хорошая, а к танцам нет такого уж яркого таланта. Тяжелее всего мамам-перфекционисткам. Если в «прошлой», незамужней жизни они болели от несимметрично расставленной обуви, то теперь им приходится привыкать к несимметрично поставленным двойкам в дневнике, не говоря уже о квартире, превращенной разновозрастными малявками в территорию для квеста.

Особое место среди мамских проблем занимает недосып. Если он переходит в хронический, жди беды. Там уже и депрессия на подходе, и здоровье сыпется, не говоря уже о взаимоотношениях с мужем и детьми.

Теперь я искренне не понимаю маму, которая третий месяц жестко не высыпается, но непременно гладит по ночам или закрывает кабачки, купает младенца каждый вечер и любой ценой обеспечивает ему собственноручно натертый прикорм.

Семнадцать лет назад я верила, что земля меня поглотит, если я что-то упущу в воспитании двух мальчишек-погодков.

Идя дорожкой, не мной проторенной, я купала двоих детей в возрасте полугода и почти двух лет каждый вечер, готовила на один раз кабачки в кастрюльке, тушила крохотные котлетки, терла полезные морковки, выжимала гомеопатические количества соков марлечкой и ежедневно выгуливала старшего непоседу и младшего весельчака. Дети периодически болели и так же периодически выздоравливали, хорошо развивались, их щечки округлялись, привес неуклонно рос, ладушками и сорокой-белобокой овладевали в срок, а мне хотелось загреметь в больницу с легким, а лучше ложным, диагнозом и выспаться. Я так долго и интенсивно мечтала об этом, что четко видела картину: вот лежу я в палате. Все беспокоятся, ходят на процедуры, следят за температурой и пьют лекарства. А я сплю, сплю, сплю, и никто меня не будит, никто по мне не прыгает, не надо никому готовить смесь и тушить кабачки, переодевать, уговаривать, мыть попу, мыть посуду… Из грез меня вырывает истошный крик младшенького, которому старшенький кинул на голову погремушку. Я медленно соображаю, где я и кому требуется моя срочная помощь. Недосып стал жестким. Все дело в биологических часах, как оказалось. Часы мои так настроились на двух малявок, что меня клонит ко сну в 9 часов, как раз, когда я их укладываю. Но я не могу позволить себе заснуть в 9 вечера. Потому что в 11 придет с работы муж и увидит результаты моих трудов по насыщению населения отдельно взятой однокомнатной квартиры с тараканами. Гора посуды напоминает Гималаи. В течение дня, как ни бейся, мне не удается даже чашку помыть, и я кидаю в раковину все, что успела испачкать, в самой непредсказуемой последовательности. Если из середины горы вырвать один фрагмент, она обрушится, и падение ее будет великим. Дети угнездились в своих кроватках и сопят, а я насильно разлепляю себе веки и бреду на кухню, по дороге задевая дверь и опрокинув горшок. Аккуратно вынимаю гору из раковины, ставлю на пол и ничинаю мыть. Детское надо мыть особым, тщательным способом, вытирать детским полотенцем и ставить на детскую полку. Потом мою взрослое, потом кастрюли, потом сковородки. И тут я вспоминаю, что с обеда ничего не ела. А на обед у меня, как всегда, кофе с пряником. Я закидываю на сковородку партию котлет, достаю из холодильника макароны. Даже микроволновки у нас нет, да и куда ставить ее на шестиметровой кухне. На месте, куда теоретически могла бы встать микроволновка, фактически стоит компьютер, уже тогда старомодный, что-то типа 486-го. И не смейтесь! На нем была… сделана? написана? смоделирована? диссертация мужа. В те редкие вечера, что он бывал дома, он работал на монстре, который все время ломался и терял данные. Если мне нужно было открыть холодильник, я просила мужа встать, открывала дверцу, а потом опять просила встать, чтоб закрыть.

Итак, ужин на столе, муж может смело приходить. Хозяюшка все приготовила, героически вымыла посуду и ждет его, что разделить трапезу и услышать все новости, и рассказать, как старший нашел старый кусок хлеба под диваном и накормил младшего, как попросил две баранки, чтобы поделиться с беззубым братом, как… прилетали… эти, как их… синички… и клевали…

Я сама клюю носом и понимаю, что если немедленно не лягу, то опять захочу в больницу. Я накладываю щедрую порцию котлет с макаронами в глубокую тарелку и иду, а точнее ползу по направлению к комнате. Спать! Спать!

В эту минуту я слышу, как ключ поворачивается в замке. Муж пришел! Щеки у него румяные с мороза. Он садится есть, а я рассказываю, расспрашиваю, вспоминаю долгий день, наполненный супчиками, слюнявчиками, ушибами, тарелочками, бутылочками, книжками, погремушками, комбинезончиками, варежками, кабачками, морковками, тряпками, ванночками, соплюшками, подгузниками, слезами и улыбками. А день мужа наполнен исследованиями, отчетами, формулами, переговорами, кафедрами, поиском и исправлением ошибок, потерянными и восстановленными данными и, конечно, голодом. Проголодался он так, что ужин исчезает, словно и не дымился тут еще три минуты назад. Мы пьем чай, а потом устало не ложимся даже, а валимся спать. Я мгновенно засыпаю, чтобы через полчаса проснуться с ясным пониманием, что я снова не усну до 4–5 утра. Последние три месяца я сплю именно так. Куда мне деться со своей бессонницей, от которой ломит виски? Начну ворочаться – перебужу весь дом. Я тихонько прокрадываюсь на кухню. Сесть на кухне можно только на табурет. Я бы многое отдала за уютное кресло, а уж о второй комнате можно только мечтать. Устраиваюсь удобно, как могу, на табуретке. Я похудела, и сидеть мне жестковато. Всю жизнь мечтала похудеть, и вот мечты сбываются, но не радуют. Круги под глазами и поредевшие волосы, собранные в пучок, меня не красят. Фотографии этого периода я называю «Мы из Чернобыля». Меня никто не узнает, и даже думают, что я – это моя мама.

Я читаю. Погружаюсь в мир Шмелева, перечитываю классиков, а также новенькое, что смогла купить или занять. Сначала интересно, но потом я тихо сползаю с табуретки. Нет сил на ней сидеть! А сна тоже еще нет. Ни сон, ни бодрствование, а какая-то вялая пульсация, обрывки мыслей. Ложусь в постель и засыпаю. Только я начинаю проваливаться в сон, только отпускает головная боль, как просыпается младший. Ему уже полгода, но он продолжает питаться 8 раз в сутки. Восьмиразовое питание остается его привилегией до года, а об учебниках по малышеводству он не слышал и чихать на них хотел. Я знаю, что тянуть бесполезно, он разорется и разбудит старшего. Быстро готовлю смесь, кормлю жадного птенчика. Конечно, хорошо бы кормить самой лет до двух, но что делать, если молоко у меня пропало от стресса и усталости, и не было ни сил, ни опыта, чтобы за него бороться. Проваливаюсь в сон. Но ненадолго. Просыпается старший. Ему скоро два, большой мальчик, но все не хватает ему мамы, особенно по ночам. Кормиться ему не надо, он просто хочет к маме под бочок, просто хочет обнять меня. Прочитала в идиотском журнале идиотскую статью, что спать ребенку с мамой – неэтично и негигиенично. Для меня тогдашней век интернета еще не наступил, и я верила по привычке печатному слову, прочитанному то здесь, то там. Глобальная ошибка номер два, даже скажем так: ОШИБКА НОМЕР ДВА заключалась в том, что я не клала к себе в постель малышей. Если бы я могла вернуться в то время, я бы спала на двуспальном диване с ними с двумя, под каждым бочком по ребенку, а не пыталась бы укачать, утрясти крошек в кроватках. О дальнейших ошибках можно и не говорить. На этих двух ошибках – отсутствии отдыха и совместного сна – зиждутся, как на китах, все наши дальнейшие проблемы. Какое это имеет значение? Значение для семьи, отношений с мужем и детьми? Духовное значение, в конце концов?

Значение оказалось намного серьезней, чем я могла себе представить. Я надорвалась. А потом надорвала детей.

В погоне за витаминами, домашней едой, непременными ежевечерними купаниями, гулянием, с бесконечным пребыванием на кухне, без выходных, без перерывов, даже без попытки переосмыслить свою жизнь, нажив себе бессонницу, я впала в депрессию, в уныние и искренне считала, что такая жизнь – это и есть мой крест, и несла я его обреченно. И иногда мне хотелось умереть. Слишком дорого пришлось расплачиваться за желание быть мамой-отличницей.

Я многое изменила в своей жизни с третьим и четвертыми детьми. Я поняла, что не должна быть заложником стереотипов. Что должна рассчитывать свои силы. Что должна считаться с собой, с особенностями и возможностями своей психики и своего организма. С третьим я гладила реже, а с четвертым – лишь однажды. Перед роддомом. И с тех пор даже не знаю, где у меня живет утюг. Третьего я купала через день, а четвертого раз в неделю. И что удивительно, патронажная сестра сказала мне, что теперь ежедневные водные процедуры не считаются обязательными. Я сама об этом догадалась. Я спокойно клала малыша в свою постель, не боясь страшных микробов, гнездящихся в складках маминой простыни и наволочки. Я готовила один обед на всех в мультиварке, а когда пришло время прикормов, тушила овощи малышу, когда у меня были силы и желание, но на всякий случай у меня был запас всевозможных баночек, обнаружив который, мой старший сын решил, что я готовлюсь к зомби-апокалипсису. Ребенок был переведен на общий стол в самый короткий срок за 18 лет моего родительства. Я перестала переживать о непоздравленных к празднику учителях, о новогодних открытках, об ответном приглашении друзей старших, о том, что подумает обо мне подружка, увидев пыльный ковер в гостиной. Я простила себя за то, что у меня мало сил в 41 год, и за то, что в сутках у меня всего 24 часа, 8 из которых я привыкла спать. Я ложилась спать, когда мне это требовалось, и оставляла ужин мужу и старшим в мультиварке. Я на многое стала смотреть сквозь пальцы и сильно снизила планки. Нужды и оценки старших потеряли для меня мировое значение, и я стала поощрять немыслимую раньше самостоятельность, умерила их аппетиты и постепенно стала приучать их больше рассчитывать на себя, а не на меня.

Я согласна быть нерадивой, неуспевающей, ленивой мамой. Чего я точно хочу избежать – это быть надорвавшейся, депрессивной мамой, которая мечтает попасть в больницу. Кстати, я туда попала. И теперь берегу и лелею себя. Ради детей.

Оглядываясь назад, я понимаю, что все дети были посланы нам в самое правильное, идеальное время. А то, что мы жили на пределе, а иногда и за пределом своих возможностей, далеко не всегда было продиктовано обстоятельствами и реальными нуждами. Человек, умеющий держаться на воде, но не умеющий по-настоящему плавать, часто допускает такую ошибку: ноги у него тонут, и он плывет как бы стоя, выбиваясь из сил, преодолевая сопротивление толщи воды. Необходимо научиться ложиться на воду. В таком положении он сможет плыть долго и намного быстрее. Я долго плыла «стоя» и думала, что вот это и есть плавание. Мне нужно было научиться расставлять приоритеты и меньше погружаться в хозяйство. Нужно было доходчивей просить мужа о помощи и не пытаться справиться со всеми проблемами самой. Нужно было хотя бы три раза в неделю ложиться рано, с детьми. Я искренне считала, что мать маленького ребенка не имеет права на отдых, и в то же время мечтала об отдыхе постоянно. Я почти не бывала в храме и не понимала, как можно пойти на исповедь без подготовки. Однажды духовный отец, увидев меня в толпе прихожан, просто заставил меня исповедаться, неготовую, заплаканную, отупевшую от усталости, и спас меня от депрессии. То, что я редко ходила в храм и еще реже исповедовалась, было третьим китом, на котором я нагромоздила себе проблемы, которых можно было избежать.

Следующий кит – воспитание. Вспоминаются слова отца, которые меня поразили в школьные годы. «Легче учиться на пятерки, чем на тройки». Я долго над этим думала. Потом поняла: делать все вовремя и не запускать учебу легче, чем наверстывать упущенное. То же и с детьми: если сразу взять верный курс, многих проблем можно избежать. С неизбалованными, послушными детьми матери в сто раз легче, чем с «мучителями» и манипуляторами, которые диктуют родителям свою волю. Но это отдельная огромная тема, и затрагивать сейчас я ее не буду.

Я давно наблюдаю за мамочкой одиннадцати детей на форуме и пришла к выводу, что она плывет грамотно, экономно расходуя силы, находя время на музыку, чтение и развитие детей, больших и маленьких, не унывая и не надрываясь, поддерживая захлебывающихся мамочек, глотнувших воды, забывших технику дыхания. Сразу видно: у нее хороший тренер, а она способная и послушная ученица.

Людмила Селенская

12 января 2017 г.

http://www.pravoslavie.ru/

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *